worden

В лето Господа Нашего 1219, на тринадцатом году обращения своего, брат Франциск собрал на совет братию в Санта Мария делла Порциункола, и послал братьев во Францию, Германию, Венгрию, Испанию, и те Италийские провинции, что не были еще посещены братьями... Немецкая миссия шла под водительством брата Иоанна Пармского с более чем шестьюдесятью братьями. Когда дошли они до Германии, не зная языка, и будучи спрошены жителями, желают ли они крова или мяса или чего-нибудь в том же роде, отвечали Ja, и получили дружество и гостеприимство от многих. Видя же, что словом тем добывается расположение и обхождение человеческое, постановили они отвечать Ja на все вопросы, что бы им ни задавали. Когда же, быв спрошены однажды, не были ли они еретики, пришедшие ныне поразить Германию тою же проказой, что учинили уже в Ломбардии, отвечали на то Ja; и многих среди них за то ввергли в темницу, других же, содрав одежды, выставили на позорное место, людям на посмеяние. С той поры братья, видя, что бесплодна для них Германия, отправились домой; и после дел тех столь прискорбные вести принесли о Германии, что никто доныне не посмел отправиться туда, разве на мученический подвиг.
В лето же 1221... Св. Франциск устраивал братьям совещание в Санта Мария делла Порциункола... и было там собравшихся братьев числом не менее трех тысяч... Каким языком описать то, сколь великое милосердие, терпение, смирение, повиновение и братская щедрость царили тогда среди братии? И, при всем собравшемся великом множестве братьев, люди столь щедро давали нам, что по прошествии семи дней братья были принуждены затворить ворота, дабы не несли более даров, и еще два дня их не принимать, пока не закончатся уже бывшие. И вот, по окончании совета, Св. Франциск возымел в мысли, что орден доныне не учрежден в Германии; а поскольку тогда был немощен, брат Элий говорил за него, когда должен был сообщить его слова. И Св. Франциск, сидя в ногах у брата Элия, дернул за рясу его; и тот, наклонясь к святому, и выслушав волю его, поднялся снова и говорил: «Братья, так сказал нам брат наш» (говоря о Св. Франциске, коего братья называли «брат наш» за превосходство его). «Вот есть (говорит он) земля, называемая Германией, где Христианский и благочестивый народ, который, как вы знаете, часто ходит через землю нашу с длинными посохами и большими сапогами, вознося хвалы Господу и святым Его, идя к местам святым, солнцем палим и в поте лица своего. И видя, что посланы были братья, но, бывши дурно встречены, вернулись ни с чем, не понудит брат наш никого отправиться в путь; но, коли найдется кто, жаждущий Бога ради и душ людских пойти все же, даст брат наш ему те же поручения - нет, большие поручения - те, что даются отправляющимся за моря. И, буде найдутся желающие идти, пускай поднимутся и встанут отдельно». Тогда девяносто братьев, возгоревшись любовью, решились пойти на смерть; и, отойдя от прочих, как и сказал им святой, стали ждать, покуда скажут им, кто и в каком числе и каким образом и когда должен идти.
И был там один брат на собрании, еженощно в своих молитвах просивший Господа не дать его вере пошатнуться ухищрениями Ломбардских еретиков или сокрушиться бешеной яростью Немцев; но чтобы Господь в неизреченной милости Своей избавил бы его от них. Он, видя многих братьев встающих и готовых идти, и возымев в мысли, что ждет их мученический венец, и печалясь, что не знал имен тех братьев, что пострадали мученически в Испанской миссии, имел побуждение лучше сделать сейчас. Встав же, и отойдя от прочих, пошел он к тем девяноста, и спрашивал каждого: «кто и откуда ты?»: так он думал добыть себе славы, если ждет их мученическая смерть, и сможет он тогда сказать: «я знал того, и знал этого».
Но между тех братьев был один, именем Палмерио, дьякон, ставший позднее главой Магдебургского монастыря; живой духом и веселый, из Монте Гаргано в Апулии. И когда тот любопытствующий брат подошел к Палмерио, спрашивая: «Кто ты и как твое имя?», ответил он: «Имя мое Палмерио»; и, положив руку на плечо ему, сказал: «И ты из нас, и пойдешь в нашем обществе», желая взять брата своего к тем Немцам, от которых столь часто тот молил избавить его, говоря Господу: куда угодно Тебе пошли меня, лишь избавь от Германии. И тогда, затрепетав при имени самом Немцы, ответил он: «я не из вашего общества; но пришел узнать ваши имена, не идти с вами». Но другие, превосходя его в живости, схватили его руки и потянули к земле, хотя и сопротивлялся он словами и действиями, и принудили сесть с ними; и тотчас как оказался любопытствующий брат удерживаем здесь, была и ему назначена провинция, и было объявлено: «такой-то брат наш да отправится в такую-то провинцию».
Но во время, когда ожидали ответа те девяносто, брат Цезарий Германец, из Шпейера, избран был для устроения дел с Германией, и было во власти его выбирать из того общества. Он, найдя того любопытствующего брата в среде их, услышал от них совет избрать его. Видя же его, не желающего идти, и против их слов говорящего: «я не из вашего общества, и я встал не с тем, чтобы пойти с вами», послал его к брату Элию. И братья от той провинции, что была назначена ему, зная слабость его и суровость земли Немецкой, отказались отпустить его; но брат Цезарий хотел все же взять его. Брат Элий тогда утишил спор, сказав: «Повелеваю тебе, брат, ради святого послушания, решить раз навсегда, идешь ли ты или нет».
Так он, связанный послушанием, не зная, что сделать, страшился выбрать по совести своей, дабы не проявить своеволия; и ужасался мысли о путешествии ради свирепости Немцев, дабы не утратить духа при мучениях и не ввергнуть душу свою в смертную опасность. Колеблясь меж двумя решениями, и не найдя верного совета в сердце своем, он пошел к брату, тяжкие страдания познавшему (как и было сказано о нем), пятнадцать раз бывшего пытаемым в Венгрии, и спросил у него совета, говоря так: «Милый брат, так и так было велено мне, и я страшусь решать, и не знаю, что делать». На то был ему дан ответ: «Пойди к брату Элию, и скажи так: «Брат, я не могу ни идти, ни остаться; но сделаю то, что ты укажешь мне»: так воистину ты избавишь себя от тягот». И сделал он, как было сказано, и брат Элий приказал ему во имя послушания пойти с братом Цезарием в Германию. И это тот брат Иордан Гианский, что пишет сейчас эти слова; так отправился он в Германию; но он избавлен был от ярости Немцев, так страшившей его, и был среди первых взрастивших орден Миноритов в сей земле, с братом Цезарием и прочими братьями...
На пути их, подошли они к деревне, чтобы найти себе пищи, и просили по двое от дома к дому; но люди отвечали им по-немецки: «God berad!», что значит: «Бог подаст!» Один из братьев, бывших там, видя, что с этими словами ничего не дают им, подумал себе: «Этот God berad нас здесь и похоронит!» Он отчаялся прежде другого брата, что не всякий день просил подаяния, и оттого просил по-латински. На то ответили Немцы: «Мы не знаем по-латински; говори по-немецки». Тот брат, говоря плохо, сказал им: «Nich tiudish» (что значит: «не немецкий», «знаю» же понятно так). И прибавил к этому на немецком: «Хлеба, Бога ради!». Сказали они: «Ха! Говоришь по-немецки, что не знаешь, как говорят по-немецки», и прибавили к тому: «God berad!». Брат же, истощен духом, улыбнувшись им, словно не зная, что ему сказали, сел на скамье; человек же тот и жена его, смеясь над его назойливостью, дали ему хлеб, яйца и молоко. Так он, видя, что притворством этим можно преуспеть и насытить не одного себя, но и братьев своих, пошел в двадцать домов и просил там так же; и нашел довольно для своих семерых братьев.